382 
ЛИТЕРАТУРА И РЕВОЛЮЦИЯ 
ное. Студент, в отличие как от молодого рабочего, так и от 
своего отца, не выполняет никакой общественной функции, не 
чувствует над собой непосредственной зависимости от капитала 
или государства, не связан никакими обязательствами и — по 
крайней мере, объективно, если не субъективно — свободен в по 
знании добра и зла. В этот период все в нем еще бродит, его 
классовые предрассудки так же неоформлены, как и его идейные 
интересы, вопросы совести встают перед ним с особенной силой, 
его мысль впервые раскрывается большим научным обобщениям, 
сверхобычное является для него почти физиологической потреб 
ностью,— если коллективизм вообще способен овладеть его со 
знанием, то как раз теперь, и притом именно благородно-науч 
ным характером своего обоснования и всеобъемлюще-культурным 
содержанием своих целей, а не как прозаический вопрос «ножа 
и вилки». В этом последнем Адлер совершенно прав. 
Но и здесь мы опять-таки вынуждены остановиться перед 
голым фактом: не только европейская интеллигенция в целом, 
но и ее отпрыск, студенчество, не обнаруживает решительно 
никакой тяги к социализму. Между рабочей партией и студен 
ческой массой — стена. Объяснять этот факт одними несовер 
шенствами агитации, не умеющей подходить к интеллигенции 
с надлежащей стороны, — на это объяснение сбивается Адлер, — 
значит игнорировать всю историю взаимоотношений между сту 
денчеством и «народом», значит видеть в студенчестве интел 
лектуальную или моральную категорию, а не социально-истори 
ческий продукт. Правда, материальная зависимость от буржуазного 
общества сказывается на студенчестве/ лишь косвенно, через 
семью, и, значит, ослабленно. Но зато во всей своей силе, точно 
в резонаторе, отражаются в настроениях и воззрениях студен 
чества общие социальные интересы и потребности тех классов, 
из которых студенчество рекрутируется. В течение всей своей 
истории — в се лучшие героические моменты, как и в периоды 
полного .морального упадка — европейское студенчество было 
только чувствительным барометром буржуазных классов. Оно 
становилось ультра-революционно, — искренно и честно брата 
лось с народом, когда буржуазному обществу не оставалось дру 
гого выхода, кроме революции. Оно фактически замещало бур 
жуазную демократию, когда политическое ничтожество этой