ЛИТЕРАТУРА 11 РЕВОЛЮЦИЯ 
70 
в качестве навоза или торфа, на расточение к мировому импе 
риализму. Вопрос политики? Вопрос миросозерцания, следова 
тельно и вопрос большого искусства. II на этом вопросе надо 
остановиться. 
Не так давно Чуковский поощрял Алексея Толстого к при 
мирению— не то с революционной Россией, нс то с Россией, 
несмотря на революцию. II главный довод у Чуковского был 
тот, что Россия все та же, и что русский мужик ни икон своих, 
ни тараканов ни за какие исторические коврижки не отдаст.. 
Чуковскому чудится за этой фразой, очевидно,, какой-то боль 
шущий размах национального духа и свидетельство неискорени 
мости его... Опыт семинарского отца-экоиома, выдававшего 
таракана в хлебе за изюмину, распространяется Чуковским на всю 
русскую культуру. Таракан, как «изюмина» национального духа! 
Какая это в действительности поганснькая национальная при 
ниженность и какое презрение к живому народу! Добро бы сам 
Чуковский верил в иконы. По нет, ибо не брал бы их, если б 
верил, за одну скобку с тараканами, хотя в деревенской избе 
таракан и впрямь охотно прячется за иконой. Но так как кор 
нями своими Чуковский все же целиком в прошлом, а это 
прошлое, в свою очередь, держалось на мохом и суеверием 
обросшем мужике, то Чуковский и ставит между собой и рево 
люцией старого законного национального таракана в качестве 
примиряющего начала. Стыд и срам! Срам и стыд! Учились по 
книжкам (на шее у того же мужика), упражнялись в журналах, 
переживали разные «эпохи», создавали «направления», а когда 
всерьез пришла революция, то убежище для национального духа 
открыли в самом темном тараканьем углу мужицкой избы. 
Чуковский только бесцеремоннее, но мужиковствующис сплошь 
загибают в сторону примитивного, тараканом отдающего нацио 
нализма. Несомненно, что в самой революции совершаются про 
цессы, которые с этим национализмом в разных точках соприка 
саются. Хозяйственный упадок, усиление провинциализма, реванш 
лаптя над сапогом, брага и самогон — все это тянет (сейчас уж 
можно сказать: тянуло) назад, вглубь веков. А параллельно на 
блюдался и некоторый сознательный поворот к «народному» 
в литературе. Высокое развитие городской частушки у Блока 
(«Двенадцать»), народнопесенные мотивы (у Ахматовой и много