ф у т у г и з м 111
развития. Интеллигентских путей к революции много (не все
доводят до цели) — и потому важно точнее определить и оце
нить личную линию Маяковского. Есть путь мужиковствующих
интеллигентов, капризных попутчиков (о них уже был разговор);
путь объективнейших мистиков, ищущих высшей «музыки»
(А. Блок); путь сменовеховцев и просто примиренцев (Шкап-
ская (?), Шагннян); рационалистов и эклектиков (Брюсов, Горо
децкий, та же Шагинян). Есть и еще пути, всех не перечислишь.
Маяковский пришел наиболее коротким путем — мятежной пре
следуемой богемы. Революция для Маяковского — подлинное,
несомненное, глубокое переживание, ибо своими громами и
молниями она обрушилась на то, что Маяковский, по-своему,
ненавидел, с чем не успел еще примириться, — и в этом сила
его. Революционный индивидуализм Маяковского восторженно
влился в пролетарскую революцию, но — не слился с ней. Вос
приятие города, природы, всего мира у Маяковского в подсозна
тельных истоках своих не рабочее, а богемское. Лысый фонарь,
снимающий с улицы чулок — один этот острый образ, чрезвы
чайно для Маяковского характерный, — освещает своим светом
богемский урбанизм поэта лучше всяких рассуждений. Вызы
вающе цинический тон многих образов, особенно первой поло
вины творчества, несет на себе слишком явственную печать
артистического кабачка, сигарного дыма и всего прочего.
Динамичность революции, ее суровое мужество гораздо ближе
Маяковскому, чем масоовидность се героизма, чем коллективизм
ее дел и переживаний. Как грек был антрономорфистом, наивно
уподоблял себе силы природы, так наш поэт, Маякоморфист,
заселяет самим собою площади, улицы и ноля революции.
Правда, крайности сходятся. Универсализация своего я стирает
до известной степени грань индивидуальности и приближает
к коллективу — с другого конца. Но только до известной сте
пени. Богемски-нндивидуалистическое высокомерие — в противо
положность не смирению, которого никто не требует, а глазо
меру и чувству меры, которые необходимы — проникает собою
«все написанное Маяковским». Патетичность достигает у него
нередко чрезвычайнейшей напряженности, но не всегда за этой
напряженностью сила. Поэт слишком виден,—событиям и фактам
дастся слишком мало автономии,— не революция борется с пре-