ЛИТЕРАТУРА И РЕВОЛЮЦИЯ 
I 12 
пягствиями, а Маяковский аглетсгвует на арене слова и иногда 
делает поистине чудеса, но сплошь и рядом с героическим 
напряжением поднимает заведомо пустые гири. 
О себе Маяковский говорит на каждом шагу в первом и 
третьем лице, то индивидуально, то растворяя себя в человеке. 
Чтобы поднять человека, он возводит его в Маяковского. Чо 
отношению к величайшим явлениям истории он усваивает себе 
фамильярный тон. II это в его творчестве и самое невыносимое, 
и самое опасное. О ходулях или котурнах говорить не прихо 
дится: это слишком мизерные подпорки. Маяковский одной ногой 
стоит на Монблане, другой — на Эльбрусе. Голосом заглушает 
громы, — мудрено ли, если он с историей — за йанибрата, с рево 
люцией— на «ты». Э' го и есть самое опасное, ибо при таких 
гигантских масштабах везде и во всем, при громоподобном ораиии 
(любимое слово поэта), при горизонте с Эльбруса и Монблана 
исчезают пропорции земных дел, и нельзя установить разницы 
между малым и большим. Оттого о своей любви, т.-е. о самом 
интимном, Маяковский говорит так, как если бы дело шло о 
переселении народов. Но по этой же причине он не находит 
другого словаря для революции. Он всегда стреляет на пределе,— 
а, как известно артиллеристу, такая стрельба дает наименьше 
попаданий и тяжелее всего отзывается на орудии. 
Что гиперболизм отражает, в известном смысле, неистовство 
нашего времени, это бесспорно. Но в этом еще нет огульного 
художественного оправдания. Перекричать войну или революцию 
нельзя. А надорваться не трудно. Чувство меры в искусстве то 
же, что реалистическое чутье в политике. Главный норок футу 
ристской поэзии, даже в лучших ее достижениях, это отсутствие 
чувства меры: салонную меру она утратила, а площадной еще 
не нашла. А найти необходимо. Если форсировать свой голос 
на площади, то неизбежно будут хрипота и визгливые срывы, 
которые подорвут впечатление слова. Надо говорить тем голосом, 
который тебе дан от природы, а не другим, более громким, 
которого у тебя ист,-—но голос-то при умении может быть 
использован полностью. Маяковский слишком часто кричит там, 
где следовало бы говорить: поэтому крик его там, где следует 
кричать, кажется недостаточным. Пафос поэта подсекается над 
рывом и хрипотой.