МЕЖДУ ПЕРВОЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ И ВОЙНОЙ 
323 
ломать шапку перед генералом и требует государственного при 
знания своей личности? До тех пор, пока Ванькины права ви 
сят на волоске философского признания или на паутинке 
чьего-то там иррационального откровения, — не очиститься 
Ванькиной «личности» от синяков! 
Смотришь, русский Мирабо 
Бедного Гаврилу 
За измятое жабо 
Хлещет в ус да в рыло... 
Тут речь идет о Гавриле, но Ванька, как известно, на одном 
с ним был положении. Верно ли, однако, будто «никакие дока 
зательства опыта и разума» не могут заставить отечественного 
Мирабо признать личность в Ваньке? Ну, это как сказать... Пер 
вое опытное и очень убедительное проявление личности Ваньки— 
да будет это ведомо гг. «демократам» с крепостнической подо 
плекой!— произошло в тот момент, когда Ванька выпрямил свою 
спину и дал доморощенному Мирабо сдачи. В практическом 
отпоре надругательствам и заушениям, а вовсе не в религиозно 
философской реторте зародилось подлинное «чудо» демокра 
тии— пробуждение массовой личности. Кто такой Ванька: брат 
или— «грядущий хам»? Как бы ни решали этот вопрос для себя 
хорошие господа, дело от этого ни изменится: не только перед 
генералами, но и перед философствующими дилетантами из гене 
ральских сынков, пробудившийся Ванька не ломает шапки и 
нимало не тужит о том, какой ему религиозно-философские 
астрологи составят гороскоп. Признание или непризнание его 
личности чем дальше, тем больше передвигается из-под знака 
«свободы», т.-е. барского произвола, под знак «необходимости»: 
нельзя не признать его личности, раз коллективный Ванька сам 
научился ее признавать и отстаивать... 
1 марта 1914 г. 
Судьба толстого журнала. 
I. 
Оживут ли наши журналы? Нет, никогда. И я думаю, что 
очень ошибаются те, кто ждет, что оживу!’, и что воскресенье 
их н явится настоящим, необманным признаком оживления 
2Г