3 V ПАД И М Ы
403
26*
и плечах у нее большой пестрый платок, под ним другой,
меньший, захватывающий щеки и стянутый под самым под
бородком. Из этого обрамления ровно светится ее тихое пре
красное простое крестьянское лицо. На руках у нее мальчик,
нежный и слабенький, точно после тяжкой болезни, белого
ловый мальчик с птичкой. Э то Христос. Из-под красных вос
паленных век фанатическими глазами впился в него мальчик-
предтеча. Наконец, из правого угла картины смотрит на Христа
городской мальчик, в пальто, с мягкой шляпой в руках — может
быть, сын художника... Этот хрупкий обреченный маленький
Иисус, этот бледнолицый Иоанн и эта кроткая, почти безраз
личная Мария надолго врезываются в память.
За вычетом трех описанных картин, не найдем па выставке
ничего значительного. Фантаст Рудольф Иеттмар дал двух цен
тавров, похитивших женщину. Хорош старый центавр, седой
головой припавший к телу похищенной, и хороша женщина:
на лице ее ужас, и в то же время она почти с доверием при
жимается к могучему старцу, как бы ища у него защиты против
него самого... Есть несколько интересных ландшафтов, богатых
техникой и с настроением, как научил писать покойный Лей-
стнков. Хороша «Прогулка» Рудольфа Нисссля, превосходен весь
облитый солнцем «Парк» Фридриха Конига, хорош тирольский
пейзаж Антона Новака. Но такие полотна встречаешь на каждой
выставке и забываешь их, ибо одно вытесняет другое. Есть не
сколько счастливых портретов—таких, что, не зная оригинала,
невольно восклицаешь: «как, должно быть, похож!» Адольф
Левье (Ьеушг) прислал из Парижа портрет господина N. Э™
уже почти тип, а не портрет. Б садовом кресле сидит трудно
определимых лет господин, с холодными умными глазами, чув
ственными скулами и жестким ртом. 3» этими тонкими губами
у него должны быть хищные зубы, челюсти культурного волка,
которыми он многое успел уже откусить и разжевать на своем
веку. Он, разумеется, эстет, но без всякого энтузиазма, ни во
что не верит, поклоняется только самому себе, — подлинный
тип интернационального нигилиста, и у нас вытесняющий на
шего старого «нигилиста», который на самом деле был не ни
гилистом, а романтиком, во многое верившим, многому покло
нявшимся. Предтечей этого хорошо вымытого зверя был у